Обстановка на границах с Евросоюзом — одна из важных тем последнего времени. В пунктах пропуска «Брест» и «Берестовица» огромные очереди, люди пишут нам, что стоят по 28, по 38 часов, чтобы выехать в Польшу. И в этих очередях происходит что-то невообразимое: кто-то продает свое место, кто-то покупает, одни вклиниваются внаглую, другие стараются этому противостоять.
«Здесь творится какой-то ад, что-то из 90-х», — рассказал один из читателей, отстоявший такую очередь. Что-то из 90-х… Onliner нашел тех, кто ездил за границу в то время, и расспросили их, как это было. Давайте сравним.
1990-й. О чем говорила советская пресса?
Заварите себе чайку с сахаром, давайте погружаться в эпоху. Только что вступило в силу постановление правительства страны о временной приостановке упрощенного пропуска советских граждан через западную границу.
По телевизору объясняют: «На столь непопулярную меру правительство идет по настойчивому требованию властей приграничных районов, считающих, что подобным способом удастся защитить и без того нищий наш внутренний рынок. Дело в том, что, игнорируя ранее введенную 30-рублевую квоту, почти каждый наш пассажир по-прежнему старается прихватить за рубеж то, что хоть в какой-то мере спасет его в гостях от позорного безденежья и, быть может, позволит там в обмен приобрести что-то для себя».
Реакция на принятое решение была молниеносной и ужасающей. Буквально в каждом пункте пропуска, через который можно было выехать в Польшу, Венгрию, Чехословакию, образовались громадные очереди. Они и так были большими, но теперь людей подхлестывала паника: казалось, что границу могут закрыть.
Газета «Труд», 1 августа 1990 года.
«Очередь машин перед КПП „Тиса” (современная территория Украины. — Прим. Onlíner) на выезд в Венгрию растянулась на 8 км, а если брать во временном исчислении — на трое суток. Впрочем, явление это не новое. Такая очередь возникает в летний сезон уже второй год подряд. Если бы не была выделена специальная резервная полоса для туристов из приграничных областей, то за счет нынешнего, связанного с заявлением премьер-министра, „ажиотажного выезда“ хвост очереди мог вырасти и еще. Можете ли вы себе представить, что значат трое суток в автомобильной очереди? Отойти нельзя, и запись на ладошке не поможет: если не выдержал и отъехал, не надейся попасть обратно — не пустят. Да и физически это просто невозможно. Машины стоят плотной стеной. Ловкачам, норовящим пробраться без очереди, режут шины, бьют стекла, могут вообще перевернуть автомобиль. Перекусить, умыться негде, к туалетам не подойдешь — все вокруг загажено. Неделю назад здесь произошла трагедия — в очереди, не выдержав изнурительного напряжения сил и нервов, умерла женщина. И тогда очередь не стерпела, взбунтовалась, пошла штурмом на таможню и пограничников. Бунтарей удалось уговорить».
Газета «Аргументы и факты», 11 августа 1990 года.
«Постановлением Совета Министров СССР № 719 от 20 июля без предупреждения был закрыт выезд советских граждан в Польшу, Венгрию и Чехо-Словакию по вкладышам к паспортам, введенным два года назад для облегчения процедуры пересечения границы. Ничего не подозревавшие люди продолжали прибывать на границу, и вскоре на подступах к пропускным пунктам скопились тысячи автомашин. Обстановка накалена до предела. Что же заставило наше правительство предпринять столь решительные действия? К сожалению, объяснения даются самые невразумительные. <…>
Обстановка осложняется тем, что значительная часть советских граждан, направляющихся за рубеж, имея все законные основания для выезда — заграничный паспорт или вкладыш, не имеют главного — валюты. Тогда вместо, скажем, злотых они везут предметы, которые можно было бы реализовать, чтобы окупить поездку и заработать. Руководители западных приграничных областей настойчиво бомбардируют правительство и таможенников, требуя ограничить, а то и запретить вовсе вывоз товаров. В настоящее время он строго контролируется, однако это не решило проблемы, а еще больше накалило обстановку на границе».
«Совсем рядом с нами растолкали людей и вынесли труп женщины»
Анжела, наша читательница, в августе 1990 года была на седьмом месяце беременности. Ей нужно было в польский Щецин — к мужу-военнослужащему.
— Я хорошо помню тот август. Брест. Пройти границу было почти невозможно. Мой родственник, брестчанин, протискивался впереди с сумкой, а я шла за ним. Один метр мы преодолевали за 5—10 минут. И это с учетом того, что жены военнослужащих в общей очереди не стояли. Совсем рядом с нами растолкали людей и вынесли труп женщины. Мой родственник, Владимир, крикнул: «Осторожно, здесь беременная!» Кто-то из работников это услышал и протиснулся к нам. Володя показал на меня. «Господи, она действительно беременная! Какой срок?» — «Седьмой месяц», — говорю. «Только этого не хватало! Ты что здесь делаешь?» — «Да к мужу она едет, военнослужащему!» — ответил Владимир. На помощь работнику в форме протиснулся второй, и они помогли нам подойти к пропускному пункту, где проверяли содержимое багажа, — рассказывает Анжела.
Существовали лимиты на вывоз некоторых товаров, в частности спиртного.
— Все были злые, замученные, нервные. Таможенник сказал мне достать все вещи из сумки и выложить их на ленту. Я достала. Владимир положил на ленту еще две бутылки дюшеса и тархуна по 0,5. Стеклянных, пластиковых тогда еще не было. А у меня среди вещей еще четыре бутылки. Таможенник, помню, возмутился, мол, водка зачем. Я ответила, что проставлять за рождение ребенка надо: зарплаты маленькие, а водка дорогая. Он заставил выложить еще и содержимое дамской сумки, которая висела у меня на плече. Я выложила, а там…. еще 0,5 водки. А привезти можно только четыре бутылки. Пятую вернула Владимиру — очень хорошо, что он был рядом (спасибо тебе огромное, Володя). Таможенник этот тогда на мне стал отрываться. Говорит: «Я еще проверю, какая ты беременная!» И так посмотрел, что у меня речь отнялась. В общем, досматривал вещи долго и тщательно, не зная, к чему еще придраться, но ничего больше не нашел, — говорит женщина.
А впереди еще паспортный контроль.
— Как сейчас помню: я после досмотра сумку застегнуть уже не смогла, так и иду с ней, плачу. На паспортном контроле женщина. Слезно попросила ее поторопиться, потому что у меня поезд уже уходит. Она глянула на билет, поставила мне штамп и сказала: «Беги!» Ну я и побежала. Выскочила на перрон, а поезд уже тронулся. Я бегу, пытаюсь его догнать. Проводник последнего вагона говорит: «Быстрей!» Хорошо, что трое ребят выскочили из этого вагона: один взял сумку, двое других под мышки взяли меня и занесли в поезд — я тогда беременная весила 53 кг. Слышала, как они между собой говорили, мол, вот так и наши жены к нам едут, — вспоминает читательница.
«Все продавалось. В конце продавался прицеп „Зубренок”»
Евгений много раз ездил в Польшу в самом конце 80-х.
— Помню, поехали на машине через «Варшавский мост». Очередь жуткая, такая же жуткая коррупция. Это как раз конец СССР. У нас был свой человек на таможне, который должен был организовать окно. Мы приехали, купили очередь (местные подрабатывали, занимая место, а потом перепродавали ее страждущим). Короче, въехали кое-как за так называемую «сетку». И в этот момент оказалось, что приехала инспекция из Москвы проверять пограничный переход и окно для нас организовать невозможно. Мы пять дней прожили за «сеткой» — так называлось пространство перед каналом, где оформляли выезд. Жена была уверена, что меня убили. Связи-то никакой! — смеется наш читатель.
В какой-то момент пограничники стали выгонять машины, стоящие за «сеткой», обратно.
— Тогда мы разобрали двигатель — сломались, извиняйте. Короче, там все обалдели, конечно, но оставили нас в покое. В таком режиме, как я уже сказал, мы прожили пять дней. Комиссия уехала, и нас отлично пропустили со всем нашим барахлом. Правда, было ограничение по вывозу бензина (не давали вывозить его в канистрах), заставляли сливать в стоящий рядом туалет типа «скворечник». На мосту нас приняли польские таможенники, которые онемели от нашего вида: машина с прицепом «Зубренок» была загружена невероятно. Ну допросили нас с пристрастием, кто канал организовал. Ладно, это ничего, хотя несколько соковыжималок, помню, пришлось выбросить в Буг, — говорит мужчина.
Теперь непросто понять, зачем было с таким трудом вести в Польшу целый прицеп барахла вроде соковыжималок.
— Все продавалось на рынках. Та же бытовая электротехника: кофемолки, соковыжималки, электромясорубки, телевизоры «Горизонт» с японскими кинескопами (Hitachi и Toshiba на них ставили). Цены на все это были меньше, чем в польских магазинах — вот народ и брал. Ну и водку, конечно, везли. В конце продавался прицеп «Зубренок». Да чего там, я на польских рынках видел даже монголов, которые из своего Улан-Батора приперли дизель-генераторы японские и продавали их возле Дворца культуры и науки в Варшаве.
— А возвращались с чем?
— Назад везли доллары, марки. Помню, как-то привез десяток джинсов и перепродал их со сложностями: рынок в Минске был уже насыщен, и черный курс доллара у нас на пару рублей был ниже, чем в Москве.
— Ограничений на ввоз не было?
— Не помню уже толком. Если что-то и было, то строго не следили: народ ввозил машины обратно.
И таких историй у каждого, кто часто ездил за границу в то время, уйма.
— Я выезжал по просроченной югославской визе, а дату выезда аккуратно исправил шариковой ручкой. И перегнул лист в паспорте специально на дате. Пограничник смотрел мой паспорт, нюхал его, потом начал орать, что я в нем что-то исправлял. Я сказал, что не понимаю, о чем он говорит. Он плюнул натурально и поставил штамп, — рассказывает Евгений. — За нами ехал большой клан предпринимателей из Харькова — в эмиграцию, в Израиль. Ехали на новеньких «Жигулях»: шесть машин с огромными двухосными прицепами, в два раза больше, чем наш «Зубренок». В прицепах были станки и вагонка, которую они везли по заказу в Польшу. Их хотели развернуть и отправить на грузовую таможню. Я видел, как их женщины побежали отлавливать сотрудников погранперехода и договариваться о проходе. Скорее всего, они прошли.
Серьезный и сложный вопрос в те годы — валюта.
— У меня был конец в белорусском филиале Внешэкономбанка СССР, и мне по причине поездки в Югославию поменяли деньги. Курс не помню, кажется, по 6 рублей за доллар, когда уже было больше 20. Впрочем, долларов все равно в банке не было, поэтому выдали фунтами стерлингов, — отмечает собеседник.
В паспорт при этом ставилась соответствующая печать о выдаче валюты.
Если не было возможности или желания ехать за границу на автомобиле, люди находили другие способы.
— Ездили с приятелем на его «Жигулях», на двух машинах ездили. Затем арендовали автобус, собирали группу и ездили на нем. Поездом ездили большой компанией (целый вагон занимали) — так было значительно быстрее, чем автобусом или машиной. Переплачиваешь за билеты и поехал. Очень удобно было набрать одинакового товара и обмениваться с коллегами, чтобы таможня не придиралась. Помню, в Бресте как-то пришли пограничники с таможней нас проверять. Пограничник в рацию кричит, мол, невозможно работать — они все пьяные в стельку. Старший наряда отвернулся, мы пограничнику стакан водки налили, он залпом выпил и пошел следующее купе осматривать, — говорит мужчина.
Тот, кто помнит границу в 1990 году, не торопится проводить аналогии.
— Сейчас терпимо, если сравнивать с теми временами. Хотя до ковида было еще лучше, конечно, — считает Евгений.
«Торговали всем: от спичек до велосипедов»
Еще одна наша читательница утверждает, что ездила в Польшу в начале 90-х в составе детской группы.
— Мне было 13—14 лет тогда, по документам мы, как дети Чернобыля, ездили на оздоровление. Ну и торговали всем впридачу: от спичек до велосипедов. Как детский автобус, мы проходили границу без очереди. По документам все были не старше 16 лет, хотя по факту многим было больше. Просто ездили по чужим свидетельствам, так как паспортов у нас еще не было, учили данные наизусть. С нами ездили три здоровых амбала, типа сопровождающие, и две женщины — их мамы. На границе особо не трясли, а товар мы обозначали как подарки принимающей стороне в Польше, хотя, думаю, все всё понимали. Около пяти дней ездили по городам, торговали, потом недели две были дома, ходили в школу. Потом снова Польша. Торговлей отбивались деньги, которые родители тратили на поездку и на сам товар, остальное тратилось по собственному усмотрению: обувь, одежда, первый магнитофон. Киви в коробочках везли домой как золото — тут такого не было. А родители платили этим ребятам, которые организовывали такие поездки, — рассказывает собеседница.
«В магазин заходишь — ничего нет. Но есть дверцы для печи — надо брать»
Максим тоже возил в Польшу много всего — как и все.
— Странное время было. У нас в магазин приходишь — ничего нет. Но есть почему-то дверцы для печи — надо брать. Или топоры. Или мясорубки какие-нибудь. Ну набираешь этого барахла побольше — и можно ехать. Граница, конечно, жуткое дело. Но как-то крутились. Все, что удавалось довезти, в Польше продавалось, — говорит он.
— Что для этого нужно было делать?
— А ничего. Приезжаешь на любой рынок, платишь там какой-то взнос, и все, раскладываешься. Все эти топорики да мясорубки довольно быстро покупались. Я даже не помню уже, наверное, они стоили значительно дешевле, чем в магазине. А может, и не попадало это в таком количестве на прилавки. Хотя в Польше уже в то время появлялся какой-то импорт, что-то такое, чего мы дома не видели. Одежда всякая модная, в основном турецкого или китайского пошива, подделки под бренды и все такое. Все это люди везли домой, тоже торговали, сами носили. Наверное, так в Союз в основном все это и попадало. А на фоне того, что продавалось официально, любая пестрая шмотка была как глоток свежего воздуха. На качество там уже никто не смотрел особо, лишь бы денег хватило.
— На границе не трясли со всем этим?
— Да уже никому и ни до чего дела не было — всем было все ясно. Каждый хорошо знал, что есть в магазинах, точнее знал, что в магазинах ничего нет и что такой ввоз — какой-никакой импорт.
Постскриптум
Тогда, в 1990-м, правительство быстро оценило, как складывается ситуация, и отменило свое решение об ограничении пересечения границы. Впрочем, это мало что изменило. До официального распада Советского Союза оставалось менее полутора лет.
Знаете новость? Пишите в наш Telegram-бот. @new_grodno_bot
