Когда-то давно Андрей Бегун подумал, что с путешествий нужно привозить не магнитики на холодильник, а елочные игрушки — они полезнее в быту. Со временем их стало так много, что мужчина решил открыть в Минске музей по европейским стандартам — такой, где в конце экскурсии можно что-то купить. Люди просили продать им белорусские игрушки, но где ж их взять, если последняя фабрика закрылась еще в 90-х? Так Андрей и пришел к мысли, что можно открыть свое производство.
Фабрика «Грай» находится через дорогу от столичной Комаровки. С директором Onliner встретился именно там.
Конкурировать с Китаем? А у них сейчас все не очень хорошо
— По многим технологиям нашу фабрику не могут догнать даже в России, многие ведь до сих пор дуют стеклянные формы. У нас около 500—600 видов игрушек, — Андрей ведет к первому производственному помещению. На пятом или шестом мы уже собьемся со счета и забудем, сколько кабинетов удалось обойти. — Больше всего спросом пользуется снегирь, у нас засилье птиц на производстве. Снегирь был одним из первых и уже пережил несколько… реинкарнаций? Не то слово.
В этот момент вдруг звучит мелодия из передачи «В мире животных» — звонит мобильный телефон Андрея. За примерно полтора часа нашего разговора он ответит на звонки около десяти раз, то есть звонят примерно каждые десять минут.
— Снегирь прошел несколько стадий усовершенствования, мы ведь растем технологически. Делаем его из поликерамики на основе гипсовых вяжущих с разными нашими добавочками, этому нет аналогов в мире. Игрушки не стеклянные. Вот возьмите в руки — не отличите от стеклянных, — Андрей стучит по спинке снегиря ногтем, и слышится звук, похожий на стук о стекло. — Фактура материала смотрится лучше, потому что из стекла нельзя сделать такие фактурные крылышки.
А вот снегирь в полете, он из новой серии. Когда на фабрике только начали их делать, оказалось, что крылья очень хрупкие. И тогда элементы стали печатать на 3D-принтерах. Формы для птичек тоже изготавливаем сами — инженер в 3D-программе делает модель. Сами произвели и станки по отливке.
Птички, конечно, симпатичные, но как конкурировать с Китаем? В дискаунтерах за 15-17 рублей можно купить упаковку игрушек, а у «Грай» столько стоит одна.
— А нам и не нужно конкурировать с Китаем. Китайцы последние 15 лет уходят от ручного труда к сложнотехнологическому машинному, у них работник уже получает в среднем $1000.
Есть еще момент — из-за ковидного сбоя сейчас в мире не хватает контейнеров: многие покупатели страдают, что китайцы не могут им поставить товар. У них локдауны идут, глобальная революция в экономике, рушится их привычная схема работы. Наша продукция красивая, правда? В Китае такого нет. Игрушки — это то, с чем мы можем выйти на мировой рынок. Нашей фабрике удалось попасть на Amazon, а это, считайте, уже и есть весь мир.
Мы «Теслу» не изобретем, как бы ни старались. Мы должны искать ниши, где можем быть лучшими. Пускай это будут не полеты в космос, а какие-то узконаправленные вещи.
— Четыре года назад вы говорили, что хотите выиграть тендер «Ашана». Получилось?
— О-о-о, офлайновые магазины — это вчерашний день. Сейчас нам больше интересны маркетплейсы — Wildberries, Ozon, Amazon. И мы попали на все эти три площадки. Офлайновая торговля умирает, за цифровыми технологиями будущее. Чтобы купить кроссовки, я иду в магазин, выбираю, примеряю. А молодежь уже заказывает в интернете две пары, 42-го и 43-го размера, и покупает одну. Мир уже не будет прежним. Раньше мы продавали игрушки в основном в универмагах, супермаркетах. Я должен был ходить около магазина, танцевать с бубном — просил, чтоб взяли мои игрушки. Теперь мне это не надо, я хорошо продаю через интернет. Подход к бизнесу трансформируется, и к жизни тоже.
«У меня была идея, которая оказалась не совсем правильной»
По словам Андрея, сейчас у него самая передовая фабрика елочных игрушек на территории всего бывшего Союза и единственная в Беларуси, около десятка производственных помещений общей площадью в 1000 «квадратов» (и этого мало), несколько десятков сотрудников, которые за этот год сделают 300 тысяч игрушек. Но это сейчас так. Когда все начиналось, в 2015-м, было всего два кабинета, сотрудников — в десять раз меньше, и производили они всего пару тысяч изделий.
— Когда я начинал работать над фабрикой, у меня здесь на столе лежали $130 тысяч кучками, накопления за годы. В один прекрасный момент ни одной кучки не осталось, это называется «вложил деньги». До этого я работал здесь же, но то был совсем другой бизнес, моя компания занималась телекоммуникациями. Это было скучно: приезжал, подписывал договоры, сидел в офисе и больше ничего не делал. Да, это мечта многих людей, но мне не нравилось (я сейчас не ерничаю). Потом заказов стало так мало, что пришлось искать новый проект, — продолжает собеседник.
Идем туда, где работают художники. Здесь тихо, как на уроке в школе, а обстановка напоминает кабинет трудовика. Андрей идеально сюда вписывается — он похож на строгого завуча: громкий четкий голос, абсолютная уверенность в себе и строгий костюм. В шутку называет девочек «несчастными эльфами, которые делают игрушки», они никак не реагируют.
Часть сотрудников на фабрике — это люди с инвалидностью. Когда Андрей только обдумывал создание «Грай», то решил, что именно такие люди ему и нужны: он даст им возможность зарабатывать, а государство за это поощрит его льготами по налогам и аренде.
— У меня была идея, которая оказалась не совсем правильной. Я думал, что если производству нужно много неквалифицированного труда, то стоит брать людей, которые ввиду каких-то причин не могут найти работу. И люди с инвалидностью для этого хорошо подходили, — поясняет мужчина.
На фабрике много элементарной работы: клеить коробки, упаковывать игрушки. Андрею казалось, что люди, которые никак не могут трудоустроиться, будут хорошо работать у него.
— Что бы кто ни говорил, у нас социальное государство, оно хорошо поддерживает людей с ограниченными возможностями. Но вместе с тем своей помощью оно, как бы выразиться помягче, делает из них не иждивенцев, а как сказать… — директор не находит подходящего слова. Говорит, что далеко не все люди, которые получают пенсию, хотят работать — лишняя копейка нужна не каждому из них. — У нас сдельная оплата труда. Кто-то получает 1200 рублей — это нормальные деньги для 23-летней девочки, которая окончила только колледж. А у некоторых выходит только минималка.
Та же проблема с теми, кого беру по распределению.
Дисциплины ноль, ответственности ноль, желания работать практически ни у кого нет. Знаете почему? Потому что их кормят мама с папой. Найти художников сложно даже среди здоровых. Пускай все художники, которые не могут найти работу, идут к нам, 1000 рублей они заработают легко.
— Так а куда делись все художники?
— Смотрите, в чем проблема. Происходит глобальная трансформация рынка труда. Зачем человеку думать — так и напишите, — зачем ему учиться, чем-то заниматься, если он может взять рюкзачок желтенький или красненький и устроиться доставщиком еды за очень неплохие деньги. И это неквалифицированная работа.
Знаете, сколько у нас платят инженеру на стартовой позиции? Около 1000 рублей, а он может носить пиццу и получать столько же. Люди перестали быть амбициозными. Это не хорошо и не плохо, но сквозь нашу призму можно экстраполировать те проблемы с кадрами, о которых нигде не пишут.
Я в детстве мечтал быть военным летчиком, а сейчас у детей такого нет, они мечтают стать бездельниками — блогерами, тиктокерами. Хотят ли они стать миллионерами, это еще вопрос. В моем детстве люди в красных пиджаках считались классными, а сейчас всем нравится айтишник в рваных штанах и с накрашенными ногтями.
Знаете, в чем проблема? Откройте ваш Instagram, я покажу на примере. Покажите ленту ваших друзей (послушно выполняем поставленную задачу. — Прим. Onlíner). Посмотрите: у ваших друзей все офигенно, все модные, красавцы, все показывают какое-то счастье. Здесь нет негатива, понимаете? А если я работаю условным инженером, то откуда у меня будет счастье? У человека тогда все ломается в голове, вы понимаете мою идею? Мы потеряем это поколение. У меня сейчас работает 30 человек, было 40, а я готов поставить 50. Некого брать.
Коробки с игрушками должны быть упакованы так, чтобы изделия не боялись пинков ногами
В целом у «Грай» дела идут хорошо, несмотря на то, что в плюс фабрика начала работать не так давно. Компания растет, раньше каждый год продажи стабильно увеличивались на 40%. Но иногда все идет не так, как хотелось бы. Одна из неприятностей — отдельные игрушки, на которые ушло много сил, не нравятся покупателям.
— Знаете, в чем проблема? Я должен быть провидцем и предсказывать, сколько каких игрушек нужно произвести к следующему сезону, — директор ведет нас на склад.
Здесь игрушки собирают в коробки для отправки в один известный маркетплейс. Андрей не доволен, что сотрудница недостаточно надежно все упаковала («Они так не доедут!»), и требует переделать.
— Мы стараемся хорошо упаковывать игрушки — так, чтобы коробку с ними можно было пнуть ногой и они остались целыми. И периодически тестируем: берем коробку и бросаем. Те, кто принимает игрушки в магазинах, примерно так и делают. (Смеется.) А все битые игрушки — это наша проблема: нам их возвращают, и мы их можем только выкинуть, — поясняет собеседник.
Но вернемся к провидцу и предсказаниям. Сейчас фабрика проложила путь к сердцу покупателя тем, что делает игрушки, которые напоминают советское время. А хочется нравиться и совсем молодым людям, только не понятно, что именно они оценят.
— У нас игрушки а-ля сделанные в СССР, этим и берем. Кот в сапогах — классика жанра, но хочется быть более модными, — говорит Андрей. — В прошлом году в Instagram я увидел работы художницы из Питера, мне понравились. Заплатил ей $50, она нарисовала для нас несколько скетчей с бычком. Мы выпустили игрушку — получился молодежный бычок, обалденно красивый. Но он вообще не продавался. Знаете, как сложно придумать игрушку, которая попадет в тренд и понравится молодежи? Мы придумали котика с кошечкой — чтобы их лавстори эволюционировала в разных сериях игрушек. Тоже продаются так себе.
Видимо, вся надежда на снегирей. Пускай они не подведут.
Как жить после новогодних праздников?
Очевидно, что сезон елочных игрушек заканчивается после новогодних праздников и после этого деньги от магазинов на фабрику практически не приходят до следующего новогоднего сезона. Как жить в остальное время?
— Вы когда-нибудь играли в рулетку в казино? Сохранить деньги на весь год — это примерно то же самое, как сыграть в рулетку. В начале 2020-го я поменял всю прибыль на доллары по курсу 2,6 рубля — думал, что доллар вырастет, положил деньги в банк под проценты. А потом курс падал до 2,3. Когда меняешь эти доллары назад на рубли и понимаешь, сколько денег потерял, то думаешь: лучше бы на себя потратил. Сейчас даже не знаю, что делать. Оставлять белорусские? Менять на доллары, евро, российские рубли?
— А на что вы тратите?
— Да ни на что. У меня даже телефон не iPhone, мне это не важно, не вижу разницы. Я даже не могу поменять разбитую защиту на стекло, хотя Комаровка через дорогу. Машина у меня хорошая и качественная, но не понтовая. Зато я люблю путешествия.
Знаете, о чем жалеют люди на закате жизни? О том, что мало любили и мало путешествовали. Ведь именно это не купишь в конце жизни, даже если у тебя будут миллиарды долларов.
В этом году поднимался на Килиманджаро. Люблю отдых «пострашнее», он перезагружает лучше, чем лежание у моря. Меня пару раз чуть не съели крокодилы и гориллы. И отовсюду я привозил те елочные игрушки, с которых начался музей, а потом пришла идея фабрики. Представьте: Перу, окрестности Амазонки, нет никакой цивилизации, электричества, у меня не работал даже телефон. Идешь к местному населению и спрашиваешь: «А с елочными игрушками у вас что?» А они — хоп! — и дарят тебе одну.
На прощание спрашиваем у Андрея, какой год за шесть лет работы «Грай» был самым успешным.
— Этот будет, я в него верю.
