«Мама плакала год, знакомые говорили: «Считай, что умерла». Белоруска рассказала, зачем в 23 года ушла в монастырь

В дождливый четверг мы встретились с матушкой, чтобы побеседовать о чуде как доказательстве существования Бога, о молитве как даре и о случайностях, которые не являются таковыми.

Давно я так много не смеялась, как во время интервью с матушкой Минодорой. В силу стереотипов предполагала, что с монашествующими людьми разговор будет строгим, серьезным, может, даже назидательным. Оказалось, говорить о важном в жизни можно с улыбкой, не теряя при этом глубины, пишет газета «7 дней».

«Бабушка настойчиво боролась за детей»

Матушке Минодоре 43 года. В Свято-Елисаветинском монастыре она с 2003-го, считай, половину своей жизни. Признается, что ни в детстве, ни в юношестве об уходе в монастырь не думала. Татьяна, так назвали ее родители, представляла себя военнослужащей, артисткой цирка — как и ее подружки. Хотя все же от других девочек она отличалась.

Родилась героиня нашего проекта в 1980-м году в Пинске, была второй дочерью в семье, далекой от церкви. Отец на одном из предприятий города занимал важный пост, а в те времена религия и должность — несовместимые понятия. Глубоко верующими были родные бабушки.

— Благодаря им я с детства ходила в храм, — отмечает матушка Минодора. — Одно из самых ранних воспоминаний: как меня трехлетнюю бабушка Вера на руках несет в храм, а сестру мою за руку ведет. Несмотря на то что родители ничего не хотели слушать о церкви, хотя и были крещеными, бабушка настойчиво боролась за детей. В 10 лет я сама записалась в воскресную школу, которая только открылась в здании бывшего кинотеатра. Советской властью оно было конфисковано у монастыря, а затем ему возвращено. Я привыкла с детства ходить в храм, мне было интересно. Даже с подружками, не очень воцерковленными девочками, мы собирались и читали Библию, Евангелие. Нам было тогда по 8-9 лет. Кстати, из класса, в котором я училась, трое ушли в монастыри.

Бабушка Аня, как казалось маленькой Татьяне, знала все молитвы. Проводя почти все свое детство у нее в деревне под Дрогичином, девочка наблюдала, как та, приступая к любому делу, обращалась к Богу и святым.

— Говорят, о жизни человека судят по его кончине. Хочу рассказать, как умерла моя бабушка Анна, — начинает историю матушка Минодора.

Старший сын бабушки, военный летчик, разбился в 25 лет. Она тогда практически оглохла и всю оставшуюся жизнь очень плохо слышала. Мужа потеряла за 15 лет до своей смерти. Жила бабушка Аня одна в деревне. Дочери, приезжая к ней из городов, сколько ни звали к себе, слышали в ответ всегда одно: хочу умереть дома! Она сама в возрасте 93 лет управлялась с большим хозяйством: огород — 60 соток, корова, коза, овцы, свиньи, гуси, куры. Вставала каждый день в 4 -5 утра. Признавалась: иногда сил нет встать с кровати, но осознание того, что скотина голодная, поднимало ее на ноги. Бабушка практически ничем не болела в своей жизни. И вот однажды зимой получила перелом шейки бедра, дочери с внуками решили использовать возможность перевезти Анну в город. Отговориться от переезда в этот раз у нее не получилось.

— Накануне дня отъезда она говорит дочерям: что-то я вспотела, принесите из шкафа новую сорочку — переодеться. Так и сделали. Потом бабушка просит дочь Веру, мою маму: сходи, дверь в сени открой, а то воздуха мало. Мама распахнула дверь, чтобы проветрить хату. Баба сложила руки на груди и преставилась, — вспоминает матушка Минодора.

Бабушка Аня до последнего вздоха находилась в здравом уме, в присутствии близких. У нее была нелегкая жизнь, но — с Богом. В последний путь бабушку пришло проводить очень много знавших ее.

— Мы все отмечали, что бабушка хотела, чтобы люди мяса наелись на ее похоронах. Так и вышло. Готовясь к ее переезду, всех животных подворья пустили на колбасы и другие деликатесы. Это было накануне Великого поста, перед заговеньем на мясо, — матушка Минодора подмечает, что люди, живущие с Господом, все получают так, как задумывали.

Какое горе и какая радость!

Сегодня семья Минодоры — это монастырь. Именно Свято-Елисаветинский, в другой бы она, признается, и не ушла.

После окончания школы матушка, тогда еще Татьяна Гвоздь, поступила в БГУ на филологический факультет. В это же время познакомилась с белыми сестрами, которые в переходах собирали пожертвования. Очень быстро сама вступила в сестричество. Его собрания в конце 1990-х проходили при Петропавловском соборе, а Свято-Елисаветинская обитель еще только строилась.

— Однажды я приехала на вокзал к сестре Галине, а она предлагает: «Езжай к нам в монастырь, там сегодня постриг!» Я и поехала. Это был первый постриг в нашем монастыре — матушки игуменьи Елены Лаптик. Этот день и считается днем рождения нашего монастыря — 22 августа 1999 года. Первый раз была в монастыре и сразу на такое значимое событие попала, — с радостью в голосе вспоминает матушка Минодора.

Мы-то думаем, что это чудесное совпадение, а верующие люди таинственно улыбаются: на все Божий промысел.

— За пять лет учебы в университете монастырь и сестричество стали моей семьей, — признается наша героиня. — На последнем курсе я стала задумываться о будущем. Изучала английский и французский языки, и они меня интересовали, но не настолько, чтобы посвятить этому всю жизнь. Еще пять лет обучалась верховой езде в Ратомке. Это тоже, конечно, интересно, но… Монастырь и сестричество на то время стали для меня тем, без чего я жить уже не могла. С каждым днем открывалось такое, что, возможно, не видно со стороны: как монастырь пытается помочь детям из интерната, пациентам психиатрической больницы, другим людям… Жизнь, которой живет монастырь, — это та жизнь, к которой я хотела быть причастной. Сюда я пришла еще и потому, что видела святость сестер и до сих пор ее вижу. Конечно, у всех есть свои грехи, страсти, слабости, но это не уменьшает святости. Чувствую себя недостойной находиться рядом с ними, но благодарю Бога, что он меня здесь терпит. И сестры терпят.

Родители по-разному восприняли решение дочери уйти в монастырь. Мама целый год плакала не переставая, а ее знакомые причитали: «Какое горе! Считай, что умерла». Папа в это время сам был в монастыре, поэтому наоборот со всех сторон слышал восхищение: «Как здорово!»

— Моя мама, после того как успокоилась, заметила: «Потеряла одну дочку, а приобрела почти сто», — сказала матушка Минодора.

Про намоленные иконы

Исцеляет и творит чудеса не икона, а тот образ, который на ней изображен. Мы молимся не иконе Божьей Матери или Николая Чудотворца, а Божьей матери и Николаю Чудотворцу.

Почему иконы становятся намоленными? В любом уголочке земли есть старинные храмы с древними иконами. Люди молились перед ними много столетий. Стоя перед ними, вы чувствуете эту благодать вековую, и это вдохновляет человека на молитву, ведь перед ней еще, например, святой Сергий Радонежский или святой Дмитрий Донской стояли. И тебе хочется молиться.

Молитва — это дар Бога человеку. Господь дает человеку этот дар, когда видит, что человек отчаянно Его ищет и действительно в Нем нуждается. Через этот дар, данный Богом, человек начинает познавать Бога, видеть Бога такого, какой он есть: любящего, терпеливого, милосердного. Это непостижимо нашим скудным, логическим человеческим умам. Самая благодатная молитва — молитва благодарения.

«Казалось, Христос перед тобой и совершает постриг»

В 2003 году Татьяна стала послушницей монастыря. Сегодня свое мирское имя она уже и не воспринимает как собственное. Во время пострига получила новое.

— Я всегда любила святого Амвросия Оптинского и думала: вот бы назвали Амвросией! Но владыка Филарет монахиням мужские имена никогда не давал. Тогда, думаю, пусть бы было редкое и древнее, — вспоминает матушка Минодора.

Постриг она проходила вместе с двумя другими сестрами монастыря. Все три получили имена сестер-мучениц, живших в IV веке в Вифинии (Никомидия, нынешняя Турция): Минодора, Митродора и Нимфодора.

— У святых мучениц-сестер два дня памяти — 23 сентября и в день Святой Троицы. Я родилась в день Троицы, — говорит матушка Минодора, отмечая, что у Бога нет случайностей. — Постриги — иноческий и монашеский — совершал митрополит Филарет. Он всегда это делал с отеческою любовью, в таком молитвенном состоянии, что, казалось, Христос перед тобой стоит и совершает постриг. Мы втроем — Минодора, Митродора и Нимфодора — говорят, очень похожи, практически одного возраста, одного роста. Многие воспринимают нас как родных сестер. Через полгода после пострига с Афона нам в монастырь привезли мощи этих святых мучениц, потом вставили в икону — она в Державном храме справа от входа.

Когда наша героиня только пришла в монастырь, сестер было всего около 20. Сейчас — более 130. Разных возрастов, из разных мест, причем не только из Беларуси. Есть несколько сестер из Сербии, Польши, Германии и даже Бразилии. В большинстве своем — окончившие не один, а несколько вузов. По благословению митрополита Филарета все монашествующие получили еще и духовное образование.

У каждой сестры свой мотив надеть черную одежду и остаток дней провести в молитвах и послушаниях. Но, глядя на их светлые лица и огонек в глазах, понимаешь: жизнь у них не обделенная, а наполненная. Здесь многие раскрыли свои таланты. Послушание — оно же служение — это разнообразная деятельность: можно творить в мастерских, которых в Елисаветинской обители множество, заниматься с детьми из интерната, помогать душевнобольным.

— Дети нас очень многому учат, — матушка Минодора делится переживаниями, которые испытала во время общения с ребятами с особенностями психофизического развития. Эти дети живут в интернате в Новинках, где стоит и Свято-Елисаветинский монастырь. — Думаю, что бросившие их родители потеряли дар Божий, который через рождение больного ребенка им дал Господь, чтобы они могли чему-то научиться. Прежде всего, наверное, любить, сочувствовать. Такие дети как никто умеют это делать. Казалось бы, они — больные, брошенные, но радуются каждому дню, каждой мелочи. А мы со своими маленькими болячками постоянно чем-то недовольны. Ты приходишь к ним, чтобы утешать, а выходит все наоборот.

Утро у сестер начинается рано: во время Великого поста и по понедельникам в 4:00, в другие дни — в 5:45. Наша героиня во время Великого поста будит всех на службы при помощи било — длинной узкой деревянной доски. История появления этого ударного инструмента в Елисаветинском монастыре очень интересная.

— Наша матушка игуменья, вдохновленная Афоном, хотела, чтобы и у нас было такое било, хотя в России и Беларуси такой традиции нет. В чем особенность этого инструмента? Звук его проникает сквозь стены, резонирует от них и, как повторяющее эхо, увеличивает эффект боя. Я бывала в одном монастыре, который относится к Афону. Когда мы шли к старенькому игумену на благословение, то заметили возле его кельи било. После спрашиваю у него, где нам можно достать такое. А он отвечает: «Это промысел какой-то Божий. У нас стерлось наше старое било, мы заказали на Афоне новое, и нам вместо одного два привезли вчера. Второе, наверное, для вас». И вручил мне это било. С тех пор я в него и бью, — улыбается матушка Минодора.

Еще наша героиня на монастырском сайте ведет рубрику «Добрый юмор». Удивлены? Я тоже. Откройте, посмотрите, над чем предлагают посмеяться люди немирские.

— Юмор должен присутствовать в духовной жизни, — уверена матушка Минодора. — Еще апостол Павел говорил: всегда радуйтесь, за все благодарите!

Воспоминания Минодоры о митрополите Филарете:

— Владыка Филарет — очень интересный и глубокий человек, из старой гвардии интеллигентов. Он был в душе и художником, и артистом, очень духовным и молитвенным. Его вспоминаю только с радостью и улыбкой. Он умел пошутить.

У нас была монахиня Марфа. Приезжает владыка на постриг и дает новой сестре имя — Марфа. На что наш батюшка замечает: «Владыка, у нас уже есть одна Марфа». А тот в ответ: «Отче! Господь сказал Марфа, Марфа». В Евангелии два раза это имя повторяется. Через пару постригов Владыка третьей сестре дает имя Марфа. Наш батюшка ему на это: «У нас уже две Марфы!» Филарет говорит: «Тише, отче, молитесь».

А однажды, выходя из нашей швейной мастерской после того, как с него сняли мерки, обернулся и с улыбкой попрощался: «Ну все, чао!»

О чудесах

Самое большое чудо — преображение человека. Так было с моим папой Анатолием Антоновичем. Он занимал высокий пост на заводе и был неверующим, настроенным всегда против церкви, не знал даже, как перекреститься. Когда его старшая дочь венчалась в храме, не захотел туда зайти. И я в какой-то момент отчаялась, говорю: «Господи, занимайся папиным спасением сам, для меня это невозможно».

И Бог стал действовать. Получилось так, что папа пришел в монастырь на неделю раньше, чем я. В сложные 1990-е отцу приходилось увольнять до 60% работников, люди на коленях просили его этого не делать. Он нервничал, терял душевное равновесие. Потом уволился, засел дома, начал выпивать.

Через полгода его друг позвал в Подмосковье в Серпухов на работу. Я говорю: «Папа, езжай. Там в Серпухове есть мужской монастырь с иконой «Неупиваемая чаша», а ты у нас пьешь, сходи, приложись». В ответ слышу: «Нечего мне больше делать». От нервов у него еще, помимо седых волос, два белых пятна на голове образовались, что ни делал, не проходили. Поехал он к своему институтскому другу, а тот, оказалось, в монастыре работал. Утром молитва, обед в монастырской трапезной, после работы вечером — снова молитва, в выходные — обязательно исповедь и причастие. Пошел папа на исповедь, и ему старенький священник говорит: «Эти два пятна на голове намочи святой водой — у нас чудотворный источник есть». Папа пшикнул, мол, какая глупость. В протест пошел и всю голову в этот источник засунул. После этого не то что два пятна, а все седые волосы на голове пропали.

Кому нужно чудо, Бог даст его, чтобы вразумить. Наверное, отцу нужно было чудо. Он проработал семь лет в Серпухове и восемь — у нас в Елисаветинском. В итоге 15 лет в монастырях прожил.